ИДЕОЛОГИЯ И ИКОНОЛОГИЯ В ОБРАЗОВАНИИ ВАСИЛИЙ СЕМЕНЦОВ

 1. Корнесловное осмысление идей и идеологий.

    Слово идея этимологически того же корня, что и видъ. Пришедшая в голову идея – это  видимость решения -  то, что временно разрешает, разделяет запутанные связи и противоречия. Согласно Этимологическому словарю древнегреческого языка  Хофмана, (с. 80) слово видъ – славянский вариант древнегреческого эйдос - состоит  из двух древнейших корней: 1) греч. эй (слав. вь) и   дь.. Первокорень вь есть в таких словах, как вить, вязать, век, веять, ветер,  приставка во- . Этот корень заключает в себе образ вития, связывания, внутреннего сплетения нитей. Корень дь, встречающийся с таких словах, как делать, делить, диалог, два, заключает в себе образ деления, раздвоения, двойственности.  Мысленное витие и деление, сочетаясь, порождают внутреннее связывание разделенного, синтез проанализированного, то есть определение увиденного предмета.  Определение, или всестороннее отделение избранного предмета   от всех других, позволяет мыслящему человеку отнести воспринятое к тому или иному видувещей, известных из предыдущего жизненного опыта. Характерно, что в британских греческо-английских словаряхэйдос-вид переводится как kind (разновидность), а не как image (представление) или view (внешний вид).
     Идеи классифицируют действительность, обобщают, упорядочивают человеческие представления. Опираясь на данные современных исследований человеческого головного мозга, можно утверждать, что идеи левополушарны.  Человек, руководствующийся в жизни идеями, отличается доминированием функций левого полушария головного мозга в мышлении, переживаниях и в поиске решений. Это означает, что идейные люди предпочитают анализ синтезу, абстракции – конкретным вещам, формальную логику – интуиции, цифру предпочитают букве, а букву – духу. Наконец, левополушарный ум склонен более к самооправданию, критике других мнений, лжи, многословию, быстроте поверхностных решений и фантазиям, тогда как правополушарный – правдив, немногословен до косноязычия, медлителен, основателен, совестлив, доверчив по отношению к другим и критичен только по отношению к внутреннему голосу своего левого собрата.
    Идейная левополушарность, таким образом, есть свойство человеческой психики навязывать себе кажущуюся видимость истины вопреки собственному трезвомыслию и совести.
    У каждого человека обязательно есть свои идеи – видоизмененные образы и  общие представления о видах вещей, которые хранятся в памяти. Вслушаемся в это словосочетание: видоизмененный образ. У каждого образа есть свой внешний вид, который, в отличие от самого образа, изменяется. Сразу заметим, что истинные образы, или образцы сотворенных вещей – всегда те же. Они не меняются и не повторяются в своей уникальности, потому что представляют собой чистые невещественные и невидимые формы, порождающие все многообразие видимого мира.
     Видоизмененный образ подобен переодевшемуся или поизносившемуся человеку – внутри носитель прежний и имя у него прежнее, а внешний вид  – иной.
     Каждая идея имеет свое словесное выражение и название, то есть свою логику или логию. Греческий логос, от которого произошла логика или логия буквально переводится как «(у)словие, согласие». Этимологи, восстанавливая праязыковой корень  греческого слова логос  *leg,  указывают на первообраз избирания и соединения избранного: «…originally "to gather, collect, pick out, choose" (cf. election), from PIE *leg- "to pick together, gather, collect" (cf. Gk. legein "to say, tell, speak, declare," originally, in Homer, "to pick out, select, collect…» – «первоначально «собирать, подбирать, выбирать, избирать» (сравните election – выборы), от праиндоевропейского * leg- «собирать вместе, собирать, выбирать» (ср. греч. легейн «сказать, говорить, объявлять», первонач. у Гомера «избирать, селекционировать, собирать». В современном греческом языке логос помимо «слово» означает также и «слух, молва», «смысл».
      Совокупность избранных или специально подобранных идей (видимостей) и  их словесных выражений принято называть идеологией. Корнесловно идеологию можно  определить как словесное описание сотворенного мира – деление  всех образованных Творцом вещей на виды и роды в соответствии с общепринятыми взглядами и представлениями. То, что первоначально образовано свыше – образец вещественного мира – вечно и неизменно, То кажущееся, что мы можем видеть и высказывать в речи – временно и изменчиво. Любая идеология по-своему описывает видимое временное воплощение невидимого вечного мироустройства. В этой способности представлять невидимое как видимость заключена огромная сила и немощь мировых идеологий. С одной стороны, идеологи открывают людям глаза на невидимое и невиданное, в том числе, на присутствие в нашей жизни духовных сил. С другой стороны, не будучи пророком и представляя людям видимость того, что он сам никогда не видел, идеолог неминуемо врет, вольно или невольно выдавая свои взгляды и интересы  за высшую истину. Единственная сила, которая мешает господствующим в современном мире идеологиям полностью захватить сердца и умы образуемого, воспитываемого и развлекаемого ими человечества, это  Бог.
     В Духе и Слове истины Бог Отец незримо присутствует не только в откровениях Священного Писания, но и в каждом человеческом  слове-логосе, при каждом поступке, диалоге людей, и даже при каждом вздохе, при каждом проявлении  жизни.  «Везде сый (вездесущий) и вся исполняяй», Дух истины часто противоречит мировым идеологиям, очищая нас «от всякия скверны» и спасая наши души от полного порабощения ложью и лукавством.  Когда идеологи собирают людей на площадях, у экранов телевизоров, на ибирательных участках, призывая их к объединению во имя всего святого, то есть ради Бога, Господь незримо вступается за тех, кто действительно пришел и слушает чужие слова во имя Него. «Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (От Матфея, 18, 19-20).  
     В таких условиях каждый идеолог, претендующий на ведение и откровение невидимого, становится перед двойственным выбором. Первый путь к воспитанию и руководству  сердцами и умами людей во славу Божию известен из житийной литературы, Библии и святоотеческого предания. Надо служить Богу, удаляться от мирской суеты, вести праведную жизнь, подвигаться к тому, чтобы стать Божьим послушником и угодником – избранным Богом пророком и живой иконой-образцом святости и богоподобия. 
    Второй путь известен из истории всемирных войн, революций и политической борьбы. Надо услужить человеку, общественному мнению – себе любимому. При этом следует быть в центре всеобщего внимания, смело бросить Богу вызов, посеять в  сердцах и умах своих поклонников сомнения в Божественном Откровении.  Далее надо собрать как можно больше людей в свое имя, стать их кумиром и создать иллюзию собственного величия, ведения невидимого, всемогущества, скорой победы над несправедливостью, страданиями и смертью –  попытаться заменить Бога собой при помощи подмены святых икон передовыми идеями. Одним словом, надо создать себе ИМЯ у людей.    «И рекоша: созиждем себе град и столп, егоже верх будет даже до небеси. И сотворим себе ИМЯ, прежде ни же  рассеятися нам по лицу всея земли» (Быт., 11, 4).
    Слово ИМЯ имеет прямое отношение к идеологии, к выбору жизненного пути, к судьбе и к личности каждого человека. Этимологически оно восходит к тому же корнесловному образу, что и древний глагол ИМАТИ – «хватать, ловить». 
     В опыте воспитания и образования каждого человека, начиная с внутриутробного развития, обязательно выстраивается своя идеология, на основе которой он делит видимый мир на виды, типы и роды вещей – определяет все, включая самого себя и свое место в жизни. Без идеологии человек психически не может управлять собой, отделять плохое от хорошего, доброе от злого,  полезное от вредного, черное от белого, свое от чужого, известное от неизвестного.  
     Любое узнавание вещи, даже самое неглубокое и поверхностное, происходит путем сопоставления внешнего вида наблюдаемого предмета с уже имеющейся в памяти идеей-эйдосом и  именем-логосом всех предметов данного вида. Совокупность усвоенных идей о вещах и слов, называющих идеологизированные вещи, далее условимся называть внутриличностным идеологическим контекстом. В соответствии с вышеописанным двойственным выбором идеологов будем также различать два типа контекстов. Первый,  древнейший и приближающий к истине тип – это православные богочеловеческие  контексты, основанные на правом (прямом) прославлении Бога-Творца при восприятии каждого слова, явления или вещи. Второй, позднейший и уводящий от истины тип – это инославные человекобожеские контексты, основанные на самоутверждении и самопрославлении человеческого гения или кумира в каждом воспринимаемом слове, событии или предмете. 
       Внутреннее сопоставление воспринимаемой новой идеи с идеологическим контекстом, соответственно, будем далее называть узнаванием и пониманием. Поскольку унаследованный от предков и самостоятельно накопленный жизненный опыт каждого из нас уникален, одинаковых идеологических контекстов, равно как и одинаковых личностей НЕ БЫВАЕТ. Эта небывалость создает большие неудобства для политтехнологов (по-гречески – демагогов), рекламодателей, воспитателей и преподавателей учреждений всеобщего образования.
      Человек, по-своему понимающий чужие слова и идеи, слабоуправляем и малопредсказуем. Отсюда следует простой вывод и лозунг многих руководителей, политиков и торговцев: неповторимые внутриличностные идеологические контексты надо редактировать, упрощать и перемешивать  до тех пор, пока они не сольются в единую безликую общую массу, одинаково воспринимающую все обращенные к ней идеи и идеологические установки. Для решения задач смешения внутриличностных идеологических контекстов в единую однородную массу в современном обществе создаются глобальные сети массовой культуры, науки и образования.
      В качестве примера современного смешения фрагментов внутриличностных контекстов в единое международное общественное мнение рассмотрим общепринятое научное и бытовое определение слов ЯЗЫК и РЕЧЬ. История современного смешения идей языка и речи в соответствии с логикой отрицания порожденного Богом Отцом Бога Слова восходит к 18 веку.  Идеологом современного сравнительного языкознания следует по праву признать немецкого протестантского проповедника Иоганна Готфрида Гердера (1744-1803). В своем «Трактате о происхождении языка» (1770) Гердер утверждает идею, отрицающую божественное происхождение слова и языка. Он объяснил происхождение языка из "развития мышления как продукта душевных способностей человека".
      В современной науке Гердера признают создателем первой исторической теории языка. Его учение о связи развития языка с развитием мышления, обусловленным в конечном счете развитием человеческого общества, легло в основу философии языка В. фон Гумбольдта, X.Штейнталя и А.А.Потебни. 

     Мышление «как продукт душевных способностей человека» порождает, конечно же, не язык, а речь. Ведь мышление, так же, как и речь, – это длящееся во времени действие, отличное от его источника – высшего Смысла. Смысл и язык можно представить в виде воды, освящаемой Духом, имеющей три агрегатных состояния и исполняющей собой все живое, в том числе, воздух, океаны, моря и реки. Мышление же и речь, соответственно, предстают как реки, в русле которых течет животворящая вода в своем жидком состоянии (речь течет и льется), или в газообразном состоянии (парение ума и мысленное витание в облаках). Подобно твердому состоянию воды – льду речь утверждается и кристаллизуется в текстах. Подобно жидкому состоянию она течет через уста и уши. Подобно газообразному состоянию воды речь вдохновляется духом своего языка, первоначально представляя собой его особое движение. В языке Божье Слово и послушные Ему человеческие слова покоятся в образе имен, способных вызывать из небытия к жизни все, что они называют или именуют. Неслучайно в русском языке имена называют существительными – они не просто содержат в себе суть, но обладают способностью осуществлять в речи еще несуществующее. В речи же  слова языка проявляют свою силу, оглашают именуемые вещи и действуют как глаголы, призывая все названное и живое к целенаправленному следованию по жизненному пути. Таким образом, в языке слова существуют в своем неизменном вечном боговдохновенном смысле.  Переходя и языка в речь, они получают свое звуковое или графическое оформление и, по меткому выражению В.Н. Топорова, начинают веществовать – возвещать не только волю  говорящего, но и волю невидимого Творца, называя видимое подобающими именами. Смешение слов  язык и речь подобно смешению Творца и творения, источника и текущей из него воды, невидимого Бога и воплощенной природы.  Смешение языка и речи, духа и материи свойственно всем материалистам, почитающим природу Богом и объясняющим происхождение духа от материи.  Материализм извращает представление о мироустройстве, хранимое в Священном Писании и Предании. Одним из наиболее крупных идеологов материализма был Барух Спиноза, учениками которого справедливо считают не только Гердера, но многих других немецких философов-романтиков, включая Фейербаха, Энгельса и Маркса.    По сути, марксизм и современное марксистское учение о языке-речи как о порождении трудовых животных выкриков диких первобытных людей представляет собой упрощенную версию спинозизма.
    Гердеру и его современным последователям пришлось смешать идеи языка и речи сначала в собственных внутриличностных идеологических контекстах, а затем и  в представлениях своих многочисленных современных учеников и последователей. То, что Божий дар слова – язык связывает людей во Христе и делает их богоподобными существами, а  речь – разрешает (или разделяет) единство человечества, порождая множество непониманий, неприятий и противоречий,  просто не принимается во внимание. Ради идеологического смешения дарованного Богом языка и человеческой речи предшественник Гердера Мартин Лютер даже заменил слова переведенного им Священного Писания в том месте, где повествуется о смешении Богом единого человеческого языка таким образом, чтобы одни строители-богоборцы не понимали речи других.   В Библии Лютера строка 7 из 11 главы Книги Бытия переведена как «herniederfahren und ihre Sprache daselbst verwirren, das keiner des andern Sprache verstehe!». Во всех других европейских переводах вместо присутствующего здесь смешения понятий язык и речь (Sprache и еще раз Sprache) сохраняется первоначальное различение этих  понятий, называемых двумя разнокоренными словами. «Сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого»; «venite igitur descendamus et confundamus ibilinguam eorum ut non audiat unusquisque vocem proximi sui»; «Go to, let us go down, and there confound theirlanguage, that they may not understand one another's speech». В древнегреческом переводе этой строки о Вавилонском столпотворении язык называется словом глосса, а речь – фонос.  Интересно, что английском переводе Библии речь называется словом  speech, этимологически однокоренным с немецким Sprache. Корнесловным образом-символом «спич-шпрахе», по мнению британских этимологов является ветка, отломившаяся или отпавшая от своего древа.   Словоязык – language, этимологически является однокоренным с латинским linguam.  «tongue  – …Ger. Zunge, Goth. tuggo, from PIE *dnghwa- (cf. L. lingua "tongue, speech, language," from Old L. dingua; O.Ir. tenge, Welsh tafod, Lith. liezuvis, O.C.S. jezyku)» – «язык -  .. германское зунге, готское туго, от праиндоевр. * днгхва- (отсюда лат. лингва «язык во рту, речь, язык», от старолатинского дингуа; староирландского тенге, литовского лиезувис, церковнославянского язык (с носовым юс в начале слова)» (Словарь Харпера). 
     Помимо смешения языка с речью, объяснения происхождения человеческих языков  от нечленораздельных выкриков первобытных дикарей, эволюционистского подхода к языку и этимологии слов, современное материалистическое языковедение, равно как и психология, строится на основе идеологического смешения слов и понятий эйдетика ииконичность, вид и образ, идея и икона, видимость и вечность.  Между тем, в живых языках нет избыточности. В них не бывает двух полностью совпадающих по смыслу разных слов, называющих одну и ту же вещь. Если однокоренные родственные живые слова различаются хоть в одном звуке или в одной букве, они несут в себе разный языковой смысл. Верно и обратное: если под воздействием речевых причин два разных слова со временем начинают казаться родственными и близкими по смыслу, их разнородный и различный первоначальный смысл от этого сходства не изменяется. 
     Не только ведение жизни и мировоззрение каждого из нас, но и простое видение окружающего мира, узнавание вещей и людей в повседневности определяются только в контексте личной идеологии.  Развитие идеологии во внутреннем мире зачатого ребенка происходит на основе слияния кровей. В крови ребенку передается генетический  опыт, наследуемый в момент зачатия от предыдущих поколений предков. Далее зачатый младенец начинает видеть мир глазами матери, узнавая и запоминая те видимые образы, точнее, ту видимость образов, которая ему показывается –кажется.  После рождения на свет, глядя на мир собственными глазами, каждый человек все равно видит и узнает только те вещи и тех людей, которые ему кем-либо кажутся. Сначала мир показывает мать, затем – в патриархальной семье – родной отец, духовный отец и  родственники. После выхода ребенка из семьи в свет его внутренняя идеология развивается под влиянием воспитателей, учителей, друзей, знакомых, средств массовой информации, предметов культуры и всех встречных.
      В русском языке казать(ся) и сказать – это этимологически один и тот же глагол, употребляемый без приставки или с приставкой с-. Об этом напоминает Школьный этимологический словарь Н.М. Шанского: «СКАЗАТЬ. Искон. Преф. производное от общеслав. казати «говорить, показывать». См. казаться» (М., Дрофа, 2001, с.289).  Все сказанное нам и нами, все наши и чужие показания и доказательства – это идеи (эйдосы – видимости), выявляющие ту идеологию, которой мы руководствуемся на жизненном пути. 
      Кажущиеся виды и высказываемые идеи всегда в той или иной мере искажают настоящее – истину. Корнесловно истина – это не то, что нам кажется, а то, что есть на самом деле. Она не зависит от наших взглядов и идеологий, потому что она навеки утверждена не нами, а Творцом. Истый – это всегда такой, как он есть на самом деле, настоящий, а не кажущийся. Искажение истины в идеологиях происходит по причине врожденной греховности, то есть свойственной каждому смертному погрешности восприятия, видения и ведения мира. Любая идеология, объединяя людей на основе их общих взглядов и  мировоззрения, по-своему грешит против истины. Погрешности человеческих идей дороги нам, потому что они помогают выдавать кажущееся и поэтому близкое за настоящее  и прямое. Даже если все ученые советы и правительства мира договорятся о том, что компьютерные иллюзии – это настоящая жизнь, и что кривить душой – значит идти прямо к высшей цели, истина от этого  заблуждения не изменится. Очередная измена произойдет только в идеологии.    
     Привычная современная идеология, оторванная от своих отечественных образцов, называется республиканской – от слов   рес- «дело, деление» и публика. Идеология  определения мира на основе общего согласия и общественного мнения представляет собой временное торжество самомнения возгордившегося человечества. Закономерным следствием распространения идеологии республиканизма становится углубление  противоречий между современным человеком  и его Богом Отцом,  предками, народом. Вместо благородства, то есть родства с Благом, с Богом Отцом, республиканская идеология прививает людям родство со змеем искусителем, выдающим видимость за истину, зло за добро и смертельное отравление запретными плодами за хорошую жизнь:
      «Почему вы не понимаете речи Моей? Потому что не можете слышать слова Моего. Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи. А как Я истину говорю, то не верите Мне. Кто из вас обличит Меня в неправде? Если же Я говорю истину, почему вы не верите Мне? Кто от Бога, тот слушает слова Божии. Вы потому не слушаете, что вы не от Бога» (От Иоанна, 8, 43-47).
      Идеи и идеологии уподобляют человека гласному звуку в слове и глаголу в речи. В идеях человек провозглашает свою волю, оглашая других. Они являются исхождением его духа, часто мятежного и мечущегося между Добром и злом в поисках истины. Идеи закономерно подлежат критике, сомнению и суждению, точнее,  разсуждению ложного от истинного и доброго от злого в их содержании.  Содержание человеческих идей всегда включает в себя и зерна истины, и плевелы. Если любая рассудочная идеология занимает сердце и ум человека более, чем безрассудная вера в Бога и любовь к Богу, вместо рабства Божия, смирения и послушания Гласу начинается богоборчество, антропоцентризм и человекоугодничество. Первой жертвой идеологической обработки, направленной на борьбу с Богом и на отречение от заповеданных Богом образцов поведения (то есть от христианской иконологии), стала Ева: « …И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? » (Быт. 3, 2) – Первым шагом, утверждающим любую идеологию и отрицающим иконологическое следование установленному Богом образцу поведения, всегда является побуждение к рассуждению. Задавая Еве вопрос, основанный на заведомо ложном мнении, хитрый змей легко добивается от нее высказывания другого, собственного мнения, более близкого к истине: «И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть» Быт. 3,3) – Незаметно для себя, будущая жертва гуманистической идеологии начинает рассуждать, подменяя Заповедь своим мнением о причинах этой заповеди. От сопоставления двух мнений – своего ложного и Евиного истинного – от со-мнений змей искусно переходит к отрицанию Божьей заповеди и льстивому возвеличиванию человека: «И сказал змей жене: нет, не умрете,  но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3, 4). – Все идеологии строятся именно на умозрении, на новом видении мира, на «открывании людям глаз», на узнавании добра и зла по их видимым внешним признакам. Главенство идеологии в сердцах и умах порождает идолопоклонство, то есть сотворение кумиров. Кумиры – это ложные иконы, идолы, соответсвующие породившим их идеям и идеологиям. Согласно данным этимологических словарей разных языков, слово идол происходит от того же корня, что и идея и, следовательно, имеет тот же непреходящий вечный смысл. Наиболее наглядно это единство смысла передается  британским этимологическим словарем: «idol – mid-13c., "image of a deity as an object of (pagan) worship," from O.Fr. idole "idol, graven image, pagan god," from L.L. idolum "image (mental or physical), form," used in Church Latin for "false god," from Gk. eidolon "appearance, reflection in water or a mirror," later "mental image, apparition, phantom," also "material image, statue," from eidos "form" (see -oid)».
     Перевод: «ИДОЛ – с середины 13 века, «вид божественности как объект (языческого) почитания, от старо-франц. Idole «идол, вырезанный образ, языческий бог, от позднее-латинского idolum «образ (мысленный или физический), форма», используется в церковно-латинском для обозначения «ложного бога», из греческого  eidolon «внешний вид, отражение в воде или в зеркале», позже «мысленный образ, явление, призрак», также «вещественное изображение, статуя», от   эйдос «форма» (интересно, что греческий эйдос, переводимый нашими этимологами как «вид, образ» британскими ученым переводится как «форма» – прим. перев.) (смотри --oid)».
     И далее: «-oid  suffix for "like, like that of," from Gk. -oeides, from eidos "form," related to *idein "to see," eidenai "to know;" lit. "to see," from PIE *weid-es-, from base *weid- "to see, to know" (see vision)». Перевод: « -ойд суффикс для придания значения «похожий, такой же, как», от греческого –oeides, от эйдос «форма», восходит к *идейн «видеть» , эйденай «ведать», буквально «видеть», от праиндоевропейского **weid-es-, от основы *weid- «видеть, знать» (см.vision)» .
      Корнесловно идея находится в близком родстве не только с видом и видением, но и с ведением, то есть с самовольным восприятием и усвоением как чистых, так и духовно нечистых, смертоносных видов поведения: «И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел» (Быт. 3, 6). – В каноническом церковнославянском тексте Библии эти строфы более точно передают родство человеческого видения и ведения: «Ведяше бо Бог, яко в оньже аще день снесте от него (что в тот день, когда съедите от него), отверзутся очи ваши, и будете яко бози, ведяще доброе и лукавое. И виде жена, яко добро древо в снедь и яко угодно очима видети и красно есть, еже разумети: и вземши  от плода его яде, и даде мужу своему с собою, и ядоста» (Бытие,). 
       Как видим, подмена иконологического послушанию Богу самовольным видением, ведением, и формализмом началась задолго до протогностика Симона-волхва. Началом строительства на земле информационного общества, воспитывающегося иллюзиями, призраками и прочими видами нечистой духовной пищи, было первое преслушание человека Богу в угоду змею-искусителю. Неслучайно от одного корня с идеей и идеалом произросли такие слова, какидолопоклонство, ведовство и ведьма.   Следует ли из этого, что все идеи надо отвергать, а на ведение закрывать глаза? Разумеется, нет. Просто вместо самонадеянности в спорах с разномастными идеологами и визионерами надо полагаться только на заповеданные Богом образцы истины и добра – святые иконы, в том числе и на словесные, корнесловные образы-иконы, придающие логосам-словам не современные человекоугоднические значения, а вечный православный смысл.

2. Корнесловное осмысление икон и иконологии.

 2.1. О слове икона в его отличии от слова вид (эйдос-идея).

    Каждая явленная человечеству икона видима. Святая икона может изображаться во многих видах-рановидностях, но являемый ею образ, точнее, ОБРАЗЕЦ святости и богочеловечества, дарованный нам для уподобления, остается всегда тем же, никогда не изменяется и не поддается осквернению и порче. Этот образ святости чисто духовен и поэтому невидим для внешнего зрения. Икона – это око, зрящее в сердца людей и доступное для молитвенного восприятия исходящей через него духовной силы. Слово око этимологически родственно слову окно.
    Смешивать вид иконы, то есть воплощенную в ней идею-эйдос  с вдохновившим ее написание невидимым образом-иконой – это опаснейшая ошибка, ведущая к идолопоклонству и суевериям. Такая ошибка сравнима с принятием сотворенного по образу Бога человека за самого Бога, воплотившегося в виде человека. Сотворенное творцом произведение не есть сам творец, хотя в произведении и проявляется творческая сила, забота и любовь  творца к тем, во имя кого он создал свое произведение.
     В современной светской лингвистической науке слово икона ошибочно толкуется как синоним эйдоса-вида и объясняется с материалистических позиций: «ИКОНА: … Слово греческое: эйкон – «изображение», «отражение», «образ», «видение», «портрет»; «икона». К эйко – «имею сходство», «похожу на кого-либо», «кажусь правильным». (Словарь Черных, т.1, с.342). Логическая ошибка здесь очевидна для каждого, имеющего желание ее видеть: изображение не есть образ! Иметь сходство и походить на отца не значит еще быть им! Разумеется, автор этого словаря не имел желания ввести людей в заблуждение – он лишь приводил те значения, которые люди издревле придают словуикона в своей речи.
     Все же нам  важно уразуметь, что этимон слова икона один, и что он не может быть одновременно и нематериальным образом и материальным видом или изображением этого образа. В том же словаре Черных справедливо указывается на то, что «старшее значение слова образ  «нечто, получившее новый облик или определенный вид», и что это слово содержит в себе два корня: приставочный об- и основной *-раз, тот же, что в глаголах разить, резать. (Т.1., с. 588). Чтобы придать «нечто» новый облик или определенный вид, надо обрезать его – о (по кругу)-пре(как можно ближе) -делить со всех сторон – отделить от «нечто» все лишнее, и тогда получится «что-то».
     Как живой образец святости и любви, Божья сила, исходящая от  православной иконы в ответ на мольбу верующего, режет его сердце по живому, придавая его душе новый облик Своего подобия. От такого воздействия молитвеннику становится горячо от стыда, страшно и больно за свои грехи, а затем тепло, светло и необычайно радостно. Все, что было темно и туманно, проясняется, горечь и обиды уходят. Наступает миг благодатного блаженства, которое невозможно выразить словами. Таким образом, молитвенно обращаясь к святым иконам, верующие люди получают истинно христианское образование  по милости Божьей.
    Подобным образом происходит и образование людей, верующих в иное: наглядные образцы различных стилей жизни производят на их сердца и души неизгладимое глубокое впечатление, отрешая их умы от всего «лишнего». Неслучайно заимствованные и французской и английской стили светской жизни названы  словом того же корня, что и названия колющих и режущих инструментов  стило, стилет, а также вырезанного клейма  стигма.  «Style – …from PIE *sti-lo-, from base *sti- "point, prick, pierce" (see stick (v.) Stick – … Gk. stizein "to prick, puncture," stigma "mark made by a pointed instrument;" O.Pers. tigra- "sharp, pointed;" Avestan tighri- "arrow;"  Rus. stegati ». Перевод: «Стиль- … от праиндоевор. *сти-ло-, от основы *сти- «ткнуть, протыкать, прокалывать» (см. глагол стик). Стик- … греч. стизейн «протыкать, пунктир», стигма «метка, сделанная заточенным острием»; Авестийское тигхри- «стрела»; русское –стигать». В соответствии с укоренившимся в мировой дидактике и рекламной индустрии принципом наглядности, образующие действия работников образования должны поражать воображение учащихся, производить глубокое впечатление, оставлять в пораженных душах неизгладимый след.
    Впечатанная стильными яркими и горячими образами внутренняя печать – впечатление  – обладает способностью направлять внимание, желания, стремления и поведение человека помимо его сознания и воли – невольно. Вот почему яркие и глубокие впечатления от проникновения в кровь горячительных химических веществ, или от восприятия горячих сцен разврата и насилия могут искалечить внутренний мир незащищенного святыми иконами человека,  поработить его психику, вызвать привыкание и патологическую зависимость от зла.
    Производимое живыми или кажущимися  образцами образование всегда бывает поразительным, поражает психику. Оно требует нового мышления, новых идей и нового поведения согласно впечатленным образцам. Главное отличие настоящего православного образования человека во Славу и во Имя Божие от суетного человекобожеского образования  – то же, что и отличие святой православной иконы от стильных иконических изображений массовой культуры (мультиков, химер, иллюзий, фантомов и других плодов воображения художников). Святая икона поражает и образует душу молитвенника силой исходящего от нее потока Божьей благодати. Она живой ответ Бога, по милости своей восстанавливающего подобие Своего образа в человеке. Иные иконические изображения «оживают» силой воображения самих зрителей, верящих в то, что зримые ими образы – это образцы настоящей жизни. При помощи святых икон людей преображает по своей воле и милости сам Господь, а при помощи иных изображаемых и воображаемых иконических образов люди преображаются собственными не очень чистыми силами низшего порядка. Вследствие этого различия в источниках духовной пищи святые иконы исцеляют и наделяют страждущих жизненными силами, а игры воображения – травят душу, истощают, приводят организм в упадок и убивают.    Почему же святые иконы  привлекают многих, в особенности, незрелых и молодых людей в меньшей степени, чем иконические картинки массовой культуры? – Очиститься до самой сердцевины и блюсти себя в чистоте, чтобы, наконец, узреть Бога в святых иконах, всегда труднее, чем запачкаться и продолжать привычно валяться в грязи, любуясь веселой компанией себе подобных. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (от Матфея, 5,3).
     С древнейших времен люди всегда стремились и стремятся узреть незримую истину, увидеть Бога Отца своими глазами. « Филипп сказал Ему: Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас. Иисус сказал ему: столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца; как же ты говоришь, покажи нам Отца? Разве ты не веришь, что Я в Отце и Отец во Мне? Глаголы, которые Я глаголю вам, не от Себя глаголю; Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела» (От Иоанна,14, 8-12). В греческом оригинале этого текста глагол покажи  звучит как дейксон. Аорист  этого глагола – эдейкса. Согласно этимологическому словарю древнегреческого языка  Хофмана (с. 61) этот глагол восходит к тому же корню, что и эксдидо – «выдавать», где экс- значит «наружу», а –дидо – «давать». От этого корня произошло также слово дидаксо – «преподаю». В латинском языке от этого корня произведено слово dicere – «сказать», наше современное «диктовать».
     Невидимый Отец, творящий дела Своим Глаголом, Словом и воплощенным от Девы Марии Сыном Иисусом Христом, оказался  недостаточен даже своих учеников-апостолов! Человеческое стремление к тому, чтобы нам выдали вместо невидимого видимое внешними очами, делает нас падкими на обманы зрения, иллюзии и внешние впечатления от увиденного. Дела, которые Христос творил  перед глазами апостолов именем Отца, были для них недостаточно убедительны – Филиппу  нужен был не образец сыновнего служения Отцу, а кажущийся вид Отца.  С той же просьбой – показать Отца – к Иисусу приступали и первосвященники с книжниками: «и сказали Ему: скажи нам, какою властью Ты это делаешь, или кто дал Тебе власть сию?» (От Луки, 20,2) – В латинском тексте: « et aiunt dicentes ad illum dicnobis in qua potestate haec facis aut quis est qui dedit tibi hanc potestatem». – Буквально, то есть в истинном первоначальном смысле, глаголы скажи, докажи, покажи, продиктуй означают одно и то же требование: вместо дел Божиих, вместо исполнения воли Отца, дай («дидо») нам видимый образец невиданного, чтобы мы поверили своим глазам, а не Твоим словам и делам. Мировая дидактика к нынешнему веку уже накопила огромный арсенал средств, удовлетворяющий это требование ленивых маловерных учеников «Покажите мне диво дивное, удивите меня так, чтобы уже не надо было слушаться Гласа Божьего и следовать образцам Евангельского Слова!». 
     Вместо послушания Слову Божию и, по заповедям, слову родителей и учителей, многие ученики упорно требуют от мира удивительных чудес и  видений: «Тогда некоторые из книжников и фарисеев сказали: Учитель! хотелось бы намвидеть от Тебя знамение. Но Он сказал им в ответ: род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка; ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи. Ниневитяне восстанут на суд с родом сим и осудят его, ибо они покаялись от проповеди Иониной; и вот, здесь больше Ионы. Царица южная восстанет на суд с родом сим и осудит его, ибо она приходила от пределов земли послушать мудрости Соломоновой; и вот, здесь больше Соломона» (От Матфея, 12, 38). В древнем латинском тексте Евангелия Учитель называется магистром, хотение – волением, знамение – сигнумом (того же корня, что стигмата – впечатление). Совпадает только глагол видеть : «magister volumus a te signum videre». В древнегреческом исходном тексте учитель назван дидскалом (от дидо- «(препо)даю»), а глагол увидеть передается родственным идейн (того же корня, что «идея, вид»). Какой же вывод для современной дидактики и педагогики очевидно следует из приведенных выше строк Евангелия? -  Несмотря на большое количество и высокое качество компьютерных досок, видеопроекторов, три-д технологии, красочные компьютерные учебники и прочие современные технические средства обучения, непослушные потребители наглядного учебного материала не станут послушнее. Скорее, наоборот, поскольку зримые «чудеса» оглушают. Этими средствами также не удастся помочь детям в их борьбе с начетничеством, фарисейством, лукавством и прелюбодейством. Единственный верный путь их образования, ведущий к истинно благотворным плодам, это наущение в послушании Слову Божию,  словам родителей и учителей, преподаваемым перед святыми иконами. 
     В евангельских и ветхозаветных текстах, написанных или переведенных на древнегреческий язык, слово икона(эйкон) никогда не означает вид или видимость, доступную внешнему зрению (эйдос). Это слово очень последовательно называет только образ, который  порождает свои виды-разновидности. Библейские образы-иконы всегда предназначены для связи людей с тем прототипом – образцом, подобиями которого они являются. Примеры:
     1) Первая строфа главы 5 ветхозаветной  Книги Бытия гласит: «Вот родословие Адама: когда Бог сотворил человека, по образу Божию создал его». По-древнегречески «по образу Божию» читается  «кат икона Теон».
     2) В третьей строфе главы 5 Книги Бытия повествуется о рождении Сифа от Адама: «Адам жил 130 лет и родил сынапо виду своему и по образу своему, и нарек имея ему Сиф». Выражение «по виду своему и по образу своему» на греческом читается как  «Ката тон идеан аутон ката тон икона аутон». Внешний вид –   идея, а внутренний образ –  икона. По виду Сиф был похож на Адама, а по образу – богоподобен, как и Адам. За 130 лет вид Адама существенно изменился, образ же его, воспринятый от Бога вдохновением Духа Божия, остался неизменным в Сифе и в каждом из людей.
     3) Из Премудрости Соломоновой, глава 2, строфа 23: «Яко Бог созда человека в нетление и во образ подобия своего сотвори его». – «Во образ подобия» на древнегреческом переведено как «кай икона тис идеас»- Образ – икона, а вид этого образа, то есть его подобие – идея.
      Не идеи порождают образы, а образы порождают идеи; не внешний вид человека порождает икону, а  внутренний сокрытый в сердце молитвенника-иконописца живой Образец, исходящий от Бога невидимого. Образ кесаря, отчеканенный на монете, определяет ее вид и пригодность для внешнего обращения в том или ином государстве. «Покажите ми цату: чий имать образ и надписание? – тинос эксей икона кай эпиграфон?» (От Луки, 20, 24).  Разница между достоинством монеты и достоинством  человеческого сердца велика: монета мертва, а человек жив и свободен в своем выборе впечатлений, надписаний и образа жизни. 

  2.2. Иконология в ее отличии от иконографии и идеологий.  

  С невидимым первообразом-образцом святости и праведности вид иконы связывается силой словесного именования. Имя возводит икону от нижних к вышним. В нем зримая икона соединяет нас с Богом невидимым. «Именование соотносит образ с оригиналом, икону с первообразом. Именование делает доску иконой» (Бакулин М.Ю,, автореф. Канд.дис., Тюмень, 2004, с.4). Слово, «которым все стало быть» ( От Иоанна, 1, 3) в православной иконе становится видимым, ведомым и внятным для восприятия и послушания тем, кто не слышал Его ранее. В православных иконах Логос произносит в мир Эйкон, Слово произносит живой Образец, исходящий от Бога Отца Святым Духом.
    Наглядным изображением православной иконологии – сокрытого в сердце и чреве человека живого образца Истины, Слова Божия, Нового Завета служит сокровище мировой культуры, ИКОНА ПРИСТНОДЕВЫ БОГОРОДИЦЫ ЗНАМЕНИЕ.

Иконография (эйкон-«образ» + графия-«писание») «Знамения» относительно проста. На иконе изображено согласие девственно чистой и послушной Гласу Божию, звучащему в Серафимско-Херувимском пении (справа и слева от главы девы Марии), человеческой души с Волей Бога Отца. Эта сверхчеловеческая и сверхангельская  готовность к послушному приятию Слова («Се, раба Господня» – «вот я, раба Господа») прообразует будущее воплощение Сына Божия и Бога Слова Иисуса Христа. Девственно чистое сердце и чрево  будущей Богородицы Марии изображается на ткани как образ грядущего сотканного единства девственных человеческих кровей (покровов, живых тканей) с Духом Истины.  Свиток в левой руке грядущего в мир Слова-Христа – это Благая весть Нового Завета, Евангелие. Мы видим икону в иконе – образ грядущего Христа внутри образа Девы Марии – подобия чаши, образуемой воздетыми к Небу руками Богородицы.  Знамение Богородицы подобно новому сосуду чистому – чаше, вмещающей хлеб и вино – будущую плоть и кровь Христову.
     Описание образа – иконография – передает его внешний вид иведение его смысла. Вспомним, что и внешний вид и ведомая идеяэтого изображения корнесловно  восходят к тому же корню, что и эйдос.Следовательно, иконография как наука, описывающая иконы, и даже как искусство написания икон, относится только к идеологии. Легко сообразить, что ведение идеи, передаваемой в этом изображении, может быть направлено толкователем и в иное русло. Иконографический подход к образу Знамения, не основанный на иконологии изображенного слова «знамение», порождает массу идей, противоречий, ученых споров и мнений. Надо отвратить внимание от людских мнений и толкований. Затем – обратить освободившееся от уз внимание к Логосу и Логике Знамения. Иначе зритель этой иконы может так и остаться не образуемым свыше молитвенником, а всего лишь тонким ценителем произведения искусства.
     Православная иконология «Знамения» начинается с восприятия Слова Божия, внушившего иконописцу сначала слышание невидимого образа Спасителя Христа со свитком в ткани-чреве Девы Марии, а затем и вдохновение для изображения услышанного, то есть идею, связанную с этим невиданным образом. Чтобы возвратиться от видимого иконописного образа к Богу Невидимому, молитвенник, предстоящий перед рукописной иконой, должен действовать в обратном порядке: обратиться от изображения к Слову.
     Итак, обратимся к Слову Божию Ветхого Завета:  «Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил. Он будет питаться молоком и медом, доколе не будет разуметь отвергать худое и избирать доброе» (Исайя, 7, 14-15).  В порядке возвращения от изображенного к невидимому образу- иконе, сначала осмыслим слово-имя иконы-В-иконе -  Еммануил. Затем обратимся к главному слову-имени этой святой иконы – Знамение. В заключение иконологического осмысления этого образа попытаемся раскрыть для себя корнесловный смысл ключевого слова, объединяющего внутреннюю икону Спаса-Еммануила, внешнюю икону Богородицы Знамение и пророчество Исайи – Имя.

I. Еммануил. В переводе с иврита  Эмману Или  оначает «С нами Бог». «Наименование образа связано с пророчествомИсаии (Ис. 7, 14), исполнившимся в Рождестве Христовом (Мф. 1, 21-23). Необходимость икон данного типа вызвана, вероятно, ответом Церкви на ересь Нестория, отрицавшую Божество Иисуса до Крещения. Имя Эммануил присваивается любым изображениям Христа-отрока — как самостоятельным, так и в составе композиций иконБогородицы с Младенцем, Отечества, Собора Архангелов и др. Отрок Христос изображается отмеченным печатью духовной зрелости» (Цитата и итернет-Википедии).
    Достаточно ли такого перевода и энциклопедического объяснения для услышания Воли Божьей в слове Еммануил?  Если мы не обратимся к корням слова отрок, Божий промысел о нас, сокрытый в образе духовно зрелого юноши Христа-Еммануила со свитком в левой руке, может остаться не услышанным. Не слыша своего призвания в слове-имени, человек не может послушно и осознанно исполнять высшую волю согласно повелевающему слову – Глаголу Божию. Но развеотрок – глагол? – В каждом живом имени существительном, называющем кого-либо или что-либо в речи, обязательно сокрыт Глагол Божий.
    Существительное как часть речи буквально означает «делающее называемых сущими» – осуществляет, подобно тому, к горячительное делает холодных более теплыми – горячит. Согласно современным словарным определениям глагол – это «часть речи,  обозначающая действие или состояние». Называя кого-либо односоставным именным предложением «Отрок!», говорящий воздействует не только на слух, но и на личность, и на поведение называемого; определяет его социально-психологическое состояние в момент речи. Если называемый отроком откликнется на это призвание, он станет относиться к себе и к призывающему по-отрочески. Следовательно, он воспримет обращенное к себе имя как глагол в повелительном наклонении. 
    К чему же призывает нас имя существительное отрок? – «ОТРОК. Общеславянское, производное от  рокъ «говорящий», образованного (с перегласовкой о/е) от *rekti «говорить», см. отречься. Отрок буквально — «не говорящий, не имеющий еще право говорить на вече» (Школьный этимологический словарь Н. Шанского и Т. Бобровой, с. 219). Вот почему Евангелие в левой руке благословляющего нас Спаса-Еммануила – еще не развернутая книга, а свиток. Вот почему он изображается или на ткани девственно чистых кровей Пристнодевы Марии, или на руках Богородицы. Воспитываясь молоком девства своей матери и медом Духа Святаго, Еммануил еще не глаголет Благо, а только имеет его в Себе. Как отроку – «не говорящему на вече», ему еще не пришла пора «разуметь отвергать худое и избирать добро». Слово и Имя Божие в иконологии Знамения – еще не Глагол. Обетованный язык Нового Завета человека с Богом   еще не стал речью евангельского Благовестия. Отсюда важнейшие для нашего душеспасения выводы:

1) в языке мы, подобно Христу-Еммануилу,  отроки, имеющие Благодать от Бога как свиток, свитие, духовную связь детей с Отцом. В речи же мы призваны уподобляться Христу-Спасу Ярое Око. Произносящий слово христианин должен в своем глаголании уподобляться Христу-пастырю,  разумеющему «отвергать худое и избирать добро», исцеляющему благословениями немощных и слепых, разрешающему грешных от рабства греху. 

2) В словах-именах своего языка люди призываются к связи с Богом и воспитываются молоком и медом чистой праведности и святой духовности. В словах-глаголах своей речи люди обличают себя или как разумеющие  отвергать худое и избирать добро благовестники Божии, или как неразумные богохульники. « Приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим.  И, призвав народ, сказал им: слушайте и разумейте! Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека. Тогда ученики Его, приступив, сказали Ему: знаешь ли, что фарисеи, услышав слово сие, соблазнились?» (От Матфея, 15, 8-12). Языковой смысл слов, именующих вещи, содержит в себе молоко и мед благодати Божьей, но если человеческое сердце, изрекающее эти слова на родном языке, далеко отстоит от Христа, происходит осквернение молока и меда, попытка смешения их с грязью тщеславия, суемудрия и человекобожия.

II. Знамение. Имя иконы освящает ее, придает ей силу, возвращающую людей от дольних к горним. Поэтому особо важно разглядеть в корнях языкового имени знамение символ того незримого, но внятного сердцу Глагола, который призывает нас в этой иконе. Обратимся к данным этимологических словарей:

1.) М. Фасмер, т. 2, с. 100: «знамя, -мени ср. р., др.-русск. знамя «знак, печать», ст.-цслав.
знамя, болг. Знаме, чеш. zname, польск. Znamie «признак». От знать. Отсюда же произведены знаменье, ст.-слав,знамение, греч. симейон, ср. греч. гнома «признак».
Сходство с лат. cognomen «имя» случайно (?). О последнем см. Вальде — Гофм. 2, 174; иначе (!) Траутман, ВSW 371» .

2.) П. Черных, т.1, с.327: указывет на родство с лат. cognosco «узнаю» и готским kunnan «быть в состоянии, мочь». Корень –мен- в этом слове выделяет как суффикс (дополнение).

3.) Первый корень этого слова зна- согласно иностранным этимологическим словарям восходит к тому же образу, что и греческое ген-, английские can «мочь» и know «знать», cunning «хитрый»,  немецкое kennen «знать». К этому же корню относятся слова гнозис и гностик. Привычное для нас знание в понимании древних людей – «восприятие силы», «получение возможности». Неслучайно английский гностик лорд Бэкон провозгласил в 17 веке крылатый лозунг «Знание – сила».   К этому же корню, по косвенным данным, получаемым от сопоставления нескольких словарей разных авторов, относится и слово жена. К примеру, у Черных, т.1, с. 298, находим: «жена — … , в Общеславянском *zena < и.-е. *gena. Ср. др.-прус. genna — «женщина»; др.-в.-нем. quena – «женщина», «жена»; др.-англ. cwen — тж. (совр. англ. quean —  шотл. «молодая женщина   или   девушка»…, персидское заан – женщина, жена, древнеиндийскоеяниш – женщина, жена». В английском интернет – словаре Харпера : «quean "young, robust woman,", from P.Gmc. *kwenon (cf. O.S. quan, O.H.G. quena, O.N. kona, Goth. qino "wife, woman"); see queen.

queen O.E. cwen "queen, female ruler of a state, woman, wife," from P.Gmc. *kwoeniz, ablaut variant of *kwenon (source ofquean), from PIE *gwen- "woman, wife" supposedly originally "honored woman" (cf. Greek gyné "a woman, a wife;" Gaelic bean "woman;" Skt. *janis "a woman," gná "wife of a god, a goddess"» – указание на этимологическое родство созвучных слов квиан «молодая женщина», квин «королева» и Санскритского гнаа «жена бога, богиня». Харпер также указывает в статье о глаголе Know «знать» на родство с древнеиндийским *jna «знать», созвучным с   *janis «женщина». Вероятно, в корне зна- сокрыт символ женского начала – способность к плодотворному восприятию плодотворящей силы жизни, называемой в современных языках греческим словом ГЕН.

4.) Второй корень слова знамение –мен-, выделяемый учеными как суффикс, имеет свою древнейшую этимологию и проявляется во многих языках. От этого корня произошли такие слова, как русские мнить, мнение, поминать, память, мысль, ум, мудрость; английские и немецкие man, men, mine, mind, mental. Важно также однокоренное слово из санскрита муних – «провидец». По определению В.Н. Топорова, корень *men первообразно означает во всех языках мира «особое движение и устремление духа». Образ устремленности к цели присутствует в этимологии словамысль. «МЫСЛЬ –

« …И.-е. корень *meudh-: *mudh- – «стремиться к кому-л. или чему-л.»… греч. mythos (миф) – «речь», «слово», «замысел», «слух», «сказание», «сказка»;… суффикс -сл-ь тот же, что в рус. гусли» (Словарь Черных: Т.1, с. 552).  То же в Словаре церковнославянского языка Г. Дьяченко: « Мысль = цель, намерение; решимость» (с. 321). Устойчивые словосочетания современного русского языка сохраняют представление о том, что ум (западная ментальность)   от сердца направляет мысли в голову, то есть, к разуму человека: умная мысль; мысль пришла в голову; сердечные помыслы; сосредоточенная мысль (сред- и серд – варианты одного корня).

     Таким образом, сочетание  корнесловных образов знания как способности к восприятию духа и слова (корень зна-), и мысли как особого устремления духа (корень –мен-) порождает единый корнесловный образец имени  иконыЗнамение: способность к восприятию Духа и Слова Божия силой послушания и смирения - «Да будет Мне по глаголу твоему» (от Луки, 1, 34). 
     Евангельский иконологический смысл знамения вновь возвращает нас к ветхозаветному образу отроческого преслушания: « И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел». – Разрешение от греха преслушания Богу и познания зла одним только послушанием жены невозможно. Нужна крестная жертва Христова, искупающая первородный смертный грех, и трехдневное Воскресение Христа, возвратившее искупленное человечество из рабства смерти в жизнь будущего века: «Древа преслушания запрещение разрешил еси, Спасе, на древе крестнем волею пригвоздився, и во ад сошед, Сильне, смертныя узы, яко Бог, растерзал еси: темже кланяемся еже из мертвых Твоему Воскресению, радостию вопиюще: Всесильне Господи, слава Тебе» (Воскресная стихира на Господи, воззвах, глас 4). Всякое  знамение – это еще и присутствие Духа в душе, видение духовного в плотском,  мужского в женском, Божьего в человеческом.  
     Таким образом, в иконологии «Знамения» открывается не только будущее непорочное зачатие Девой Марией младенца Христа и последующее  Боговоплощение.  Тонко и верно подмечено иконографами, что «Отрок Христос изображается отмеченным печатью духовной зрелости… взгляду Эммануила свойственна особая не детская серьёзность» (См. выше).  Взгляд и лик отрока Еммануила знаменует самое главное: готовность принести Себя в жертву ради людей и обратить Крест Свой Честный в Древо Жизни для всех, кто со страхом Божиим и верою вкусит от плодов Его Плоти и Крови в память о Нем.
    Всмотримся вновь в изображение лика Спаса-Еммануила в трех видах еще одной чудотворной иконы, которая, по мнению ученых богословов, стала развитием иконографии намения:   «Развитием иконографии Знамения стали композиции таких икон, как Неупиваемая Чаша» (из Википедии).

Вновь читаем мы в  иконах благословляющего нас Отрока-Еммануила твердую и зрелую решимость взойти на крест, чтобы  спасти людей. Лик же Царицы Небесной на каждой из этих икон уже иной, отличный от Знамения, ибо здесь Сын Ее взирает на нас уже не из чрева ее, а из стоящей на жертвеннике евхаристической Чаши, ознаменованной Крестом. 

III. Имя. Все вещи, доступные нашему вниманию и пониманию, наделены именами. Все, что мы делаем, мы делаем во имя кого-либо, хотя часто и не сознаем этого. « И всё, что вы делаете, словом или делом, всё делайте во имя Господа Иисуса Христа, благодаря через Него Бога и Отца» (Послание апостола Павла к Колоссянам,  3, 17). В греческом тексте во имя звучит как ен ономати, в латинском – ин номине. Только традиционное нежелание видеть духовное в плотском   заставляет  ученых  этимологов закрывать глаза на явное древнее родство слов знамя -  имя (зна-мен-и – и-мен-и) – когно-мен – но-мен – гно-м-а – оно-м-а. Все эти славянские, латинские и греческие слова имеют в своих составах один и тот же корень -мен- «особое устремление духа».  То, что в греческом онома корень менпроявляется только одним звуком м, можно объяснить более ранним падением носовых (юсов) в наречиях этого языка. В этимологическом словаре греческого языка это слово возводится к более древним формам, таким, как ономан, наман, емменс ( Словарь Хофана, с. 284).

    Если в знамениях устремление духа, промысел Божий, открывается людям, то в именах  эта духовная суть остается  скрытой. Как только языковое имя становится знаменательной частью речи, его внутренняя духовная мощь вступает в силу и начинает проявляться, устремляясь изнутри вовне. В изреченном и нареченном имени его внутренняя духовная суть, равно как и духовная суть рекущего, становятся узнаваемыми.
     Русский предлог в-, также как и иностранные  предлоги ен и ин оначает проникновение в нутуро, движение  внутрь. Образ «нутра» восходит к праязыковому представлению о Мировом яйце и его ядре – о недрах вселенной. Несмотря на видимую разность предлогов в, *en,* in , по данным этимологических словарей они восходят к единому корню: « В(во). Общеслав. Одно из слов «без корня». Индоевроп. характера (ср. лат. in, греч. en, готск. in и т. д.). Возникло из ъn, того же корня, что и у, онуча (см.). Старое ъn изменилось в в(во) в результате появления протетического в(вън), последующего устранения н и падения или прояснения редуцированного ъ.  См. внушить» (Словарь Шанского, с.32).  Попутно заметим, что протетическое означает то же, что и протез – заместительное, появившееся для замещения отсутствующего звука и для удобства произношения, то есть не в языке, а в речи. Именно поэтому автор называет в- словом без корня – корень ъn с начальным кратким гласным остался в языке, а из современного наречия выпал.
     В какое же внутреннее ядро   направляет движение своего духа, то есть свое внимание человек, действующий  «воимя», «ен онома», «ин номине»? Действительно ли слова имя, онома и номен относятся к единому праязыковому корню, называющему ядро вселенной – желток символического мирового яйца? Обратимся за ответом к данным этимологических словарей. Поскольку мы с вами, уважаемые читатели, не претендуем на этимологические открытия во имя науки, а лишь совместно учимся корнесловному мышлению и иконологическому восприятию слов во имя Божие, для начала прибегнем к наиболее простому учебному словарю для школьников:

 «ИМЯ. Общеслав. индоевроп. характера (ср. др.-прус, emmens, лат.nomen, арм. anun,  нем. Name, и т. д.). Происхождение неясно. Одни ученые считают суф. производным (суф. -men) от той же основы (im-), что и *emti, jьmu «брать» (см. имать) и толкуют как «взятое, принятое» (название), ср. знамя. Другие объясняют как суф. производное от*еn «в, внутри» (см. в) со значением  «влагаемое/возлагаемое» (имя). Третьи трактуют как ослабленный вариант (без  g*>з) сущ. знамя. Предпочтительнее первая из указанных этимологий» (Словарь Шанского, с. 108).    В пользу гипотезы о происхождении слова имя от основы –имати/йму (поймать, взимать, внимание, принять) и уже знакомого нам корня  -men (мнить, мысль, ум, память, мудрость) высказывается и другой русский ученый – автор более обширного и основательного историко-этимологического словаря русского языка П. Черных:  «ИМЯ- …Другие языковеды считают–men в общеславянском  *jьme, родительный падеж *jmene, таким же суффиксом, как в словах племя, семя, бремя, а корнем – *jь-  и пытаются объяснить это слово, сближая его с общеслав. *емти, 1 лицо ед. числа *йму (сравните древнерусское яти, см. иметь …). … Имя дается людям и домашним животным для того, чтобы можно было их различать, отличать друг от друга средствами языка» (Словарь Черных, т. 1, с. 345). 

    Сочетание представлений о внимаемом и устремляющемся  духе порождает единый корнесловный образ имени: внутреннее единство внемлемого и стремящегося духов – вдохновляющей силы и вдохновенного устремления. «В чем же дух жизни о Христе Иисусе? На это скажем: одно в нем от Господа, а другое от нас. Что от Господа, то собственно и есть плодородительная духовная сила; а что от нас, то только приемник этой силы. О последнем и позаботься больше. Тут корень – чувство, что ты погибающий и что если не Господь – погибнешь: отсюда во всю жизнь, при всех делах и трудах – сердце сокрушенно и смиренно. Далее, как будущее безвестно, а врагов много и спотыкание возможно поминутно, то страх и трепет в содевании спасения и непрестанное вопияние: "имиже веси судьбами, спаси мя ". Горе почивающему на чем-нибудь, кроме Господа; горе и тому, кто трудился для чего-нибудь, кроме Господа! Спроси себя, трудившийся в делах, которые считаются богоугодными, для кого трудишься? Если совесть смело ответит: только для Господа – добре; а если нет – то ты созидаешь дом на песке. Вот несколько указаний о плодородном внутреннем духе. По этому и о прочем разумевай» (Феофан Затворник, из «Писем на каждый день года»).
    Поскольку в осмыслении слова ИМЯ мы исходим не из научно-материалистической идеологии, а из православной веры в то, что все происходит от Бога, обратимся к тому месту Библии, где повествуется о наречении первых имен:
    « И создал  Бог еще от земли всех зверей полевых и всех птиц небесных, и привел к Адаму, (чтобы) видеть, что он наречет их, и всяко, еже аще (что ни) наречет Адам (всякую) душу живую, сие имя ему.  И нарек Адам имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям земным. Адаму же  не обретеся помощник, подобный ему (не удалось ему обрести себе подобного помощника)». (Быт. 2, 19). Вслед за этимологами будем усматривать в слове имя образ имания.Цель имания – это обретение, улавливание. То, что емлю, то и взял (возъял – совершенный вид взимания);  что удалосьвзять или уловить в словах, то и есть в памяти. Получается, что нарекая имя всякой живой душе, Адам обретал, то есть усваивал ее отличный от всех других образ. Был ли у этой именуемой Адамом души скота свой дух? – Раз она была уже жива, то, разумеется, был. Он был земнородным, произведенным Землей по роду своему. Что же стало с этим земнородным духом при наречении Адамовом? – Этот дух по Воле Божией стал откликаться на призвание Адама, покорился ему. Называя вещь именем, мы вызываем ее из ничтожности в свою жизнь, принимаем ее в свое внимание, усваиваем ее суть и придаем ей часть своего творческого духа. Без имени нет вещи. Названные именами и послушно откликающиеся на них домашние животные со временем частично уподобляются своим хозяевам не только внутренне, но даже и внешне.
    После  (то есть, по следу) наречения имени всем живым душам к Адаму прищло понимание – он понял эти души, поняв также, что среди них нет подобных ему. Важно еще заметить, что всякое имя живой души  было наречено Адамом в присутствии Бога. Усвоение человеком имен созданных Богом вещей – понимание сотворенного мира и запоминаниепонятых имен  – произошло по Божьей Воле. Имена вещей благословлены Богом еще до грехопадения человека и всей поименованной им твари. В праязыковых именах вещей, унаследованных нами от Адама, содержатся их первозданные вечные образы-образцы, то есть святые внутрисловные иконы.   Узнаваемы ли эти образцы отношений человека к иным творениям Божиим в их современных именах  после падения мира, разделения языков и множества внешних искажений? – Без осмысления их во Имя Божие – вряд ли, хотя призрачные звуко-смысловые следы этих единых образцов и обнаруживаются учеными в именах всех мировых языков. Единственная дверь, открывающая эти образцы изначально заповеданных нам истинных человеческих отношений – это пришедший в мир Бог Слово  Иисус Христос. «В тот час возрадовался духом Иисус и сказал: славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам. Ей, Отче! Ибо таково было Твое благоволение. И, обратившись к ученикам, сказал: всё предано Мне Отцем Моим; и кто есть Сын, не знает никто, кроме Отца, и кто есть Отец, не знает никто, кроме Сына, и кому Сын волит открыть. И, обратившись к ученикам, сказал им особо: блаженны очи, видящие то, что вы видите! Ибо сказываю вам, что многие пророки и цари желали видеть, что' вы видите, и не видели, и слышать, что' вы слышите, и не слышали» (От Луки, 10, 21-23).
     Приведенный выше текст о наречении первых имен всей твари Адамом взят из Синодального перевода Библии, но исправлен согласно церковнославянскому тексту Елизаветинской Библии. В привычном для современного читателя Синодальном переводе смысл несколько отличен: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым; но для человека не нашлось помощника, подобного ему». ( Быт. 2, 19). – Мы привыкли прикреплять имена к вещам  и полагать, что имена принадлежат вещам. Называя, к примеру, кого-либо коровой или собакой, мы тем самым, якобы, отчуждаем названного от себя как неподобного нам. Думать так – значит противоречить библейскому смыслу имени.
     Все, что мы именуем, обретается и нами. Если спросить у собаки или коровы, как их звать, в ответ можно услышать только мычание или лай. Чтобы узнать имена этих животных, надо обратиться к их хозяину – тому, кто приобрел их и усвоил их образы путем именования. Чем глубже  имена и образы вещей усвоены нами, тем более близкими и своими(!) становятся они для нас.  Свой – значит не просто «свитый воедино», или «не чужой». Все свое – это собственность, находящаяся в человеческой власти.  « И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле» (Быт., 1, 27-28).
      Нарекая кого-либо собакой или коровой мы усваиваем нареченного себе в виде собаки или коровы. Усвоенныеобразы коровоподобного или собакоподобного существа остаются у нас в памяти  как связующие духовные силы. Вспоминая чьи-либо имена и образы, люди не только влияют на их носителей, но и подвергаются их влиянию. Иначе говоря, тот кто ошибочно называет людей коровами и собаками, сам рискует незаметно для себя замычать и залаять. Осознанно называя вещи их именами во Имя Божие, человек вновь обретает их для своего Господа и Творца всех.  Одно из главных свойств памяти, связанных с именами и образами – это способность забывать. Когда мы забываем зло, то есть те поступки людей, которые достойны ругательных имен зверей и скотов, мы освобождаемся от дурных влияний звериного или скотского образа жизни.
      Называние именем, или именование, как следует из этимологии, связано с иманием.  Глагол имати ошибочно толкуется в словарях как «брать»: «ИМАТЬ. (брать). Общеслав. Суф. производное от индоевропейского *emti < * iemti «брать» (ср. латышск. emt, лат.emere, нем. nehmen  и т. д.). (Словарь Шанского, с. 108). Несовершенный и совершенный виды имания – это улавливание, хватание с последующим усвоением, то есть (вз, при, под, по, от, из)ятием. Собственное имя человека есть усвоение им того образца, подобием которого он призван стать. К сожалению, далеко не каждому человеку удается достойно вынести взятое в крещении святое имя. Не все взятое выносимо. Вот этовынести, носить, и есть истинный этимологический смысл глагола брать. По английски этот глагол звучит как bear «нести, выносить», а груз, ноша называется однокоренным именем burdain. Образованное от брать   имя существительное – это бремя или, в просторечии, беремя, беременность.
    Итак, то, что мы имеем, имя – это наша собственность, связь с духовными силами, свойство. То, что мы берем и относим к Богу, к другим людям, или к себе самим – это бремя нашего имени, то есть не свойство, а отношение.  Есть  и обратная связь: то бремя, которое Бог, другие люди относят к нам, и мы сами относим к себе, усваиваем и накапливаем в свое имя. Таким образом, главное сокровище каждого человека – его имя, становится добрым или злым в зависимости от его личных отношений к Богу и людям, а также от отношения Бога и других людей к нему. Это не философия, не психология, не идеология, а просто православная иконология имени, открывающаяся в этимологии этого слова. «Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (От Матфея, 18, 20). «Народ же, предшествовавший и сопровождавший, восклицал: осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних!» (От Матфея, 21, 10).  «Но знаю вас: вы не имеете в себе любви к Богу. Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной придет во имя свое, его примете» (От Иоанна, 5, 42-43).
    « Я уже не в мире, но они в мире, а Я к Тебе иду. Отче Святый! соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы» (От Иоанна,17,11). «Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (От Иоанна, 20, 31).
    Свойства называемого разными именами человека принадлежат ему и составляют его личное богатство, а отношения от его имени и к его имени принадлежат не только ему, но и тем, кто их принимает, усваивает и передает. В  словах евангельской притчи «много званных, но мало избранных» как раз и содержится этот смысл. Много людей, названных именами святых, но мало тех, кто по призванию относит себя к Господу, предает себя во имя Его и становится избранной Им ношей, приношением Богу Отцу. Поступающий так носит бремя Его Имени – живет во Христе и Христос живет в нем.
     Таким образом, внемля  именам Знамение и Еммануил, молитвенник перед иконой «Знамение Пресвятой Богородицы»  меняет все свои отношения и берет на себя ношу послушания воле Бога Отца, самоотречения и заботы обо всех других людях, которым он призван помогать.
     Возвращение заблудших детей в Небесное Отечество начинается и с молитвы «Отче наш», и с каждого евангельского Слова Божия, и с  первой дарованной миру святой иконы – единого для всех времен и народов ОБРАЗЦА вечной жизни. Слово образец соотносится с однокоренным словом образ также, как отец со словом отъ. Сотворив человека по Образу Своему Собеначальный и Присносущный Бог Троица, Отъ  Кого все стало быть, – Отец Небесный стал для всех нас  неизменным Образцом, то есть Иконой. Хотим ли мы последовать этому видимому Образцу невидимого Бога, не отворачиваемся ли от Него, не заменяем ли Его в своих сердцах идеями? – От ответа на этот вопрос зависит судьба каждого и нас как в вечности, так и в этой временной жизни. Примером первого благополучного последования человека явленному в иконе Слову Божию Иисусу Христу служит история «Спаса Нерукотворного».
      «О появлении Нерукотворного Образа Спасителя церковное предание рассказывает следующее: во времена Спасителя в сирийском городе Едессе правил царь Авгарь. Он заразился страшной неизлечимой болезнью – проказой. Царь надеялся на помощь Господа. Он хотел помолиться перед его изображением. Для этого Авгарь послал в Иерусалим своего художника Ананию с письмом ко Христу. Тогда всевидящий Господь Сам подозвал Ананию, велел принести кувшин с водой и плат. Умывшись, Спаситель отерся этим платом, и на нем запечатлелся Нерукотворный Образ Спаса. Приложившись к святыне, Авгарь тут же получил полное исцеление. Святой Образ он установил в нише у городских ворот, но вскоре спрятал образ от нечестивых. Когда же в 545 г. персы осадили Едессу, Пресвятая Богородица явилась во сне тогдашнему епископу города и повелела открыть Нерукотворный Образ. Обойдя с Ним стены города, его жители отвратили врагов. В 944 г. византийский император Константин Багрянородный (912-959) торжественно перенес Образ в Константинополь, в честь чего и был установлен праздник. В 1204 г. захватившие Константинополь крестоносцы похитили Нерукотворный Образ Спасителя. Дальнейшая его судьба неизвестна» (Из интернет-Википедии).
      С  Рождеством и первым пришествием в мир воплощенного Слова Божия Иисуса Христа  все люди обрели вместо фарисейской идеологии – лицемерной видимости внешнего благочестия -  истинный воплощенный образец благородства – рожденного от Девы Марии Сына Божия, даровавшего нам для спасения икону и слово истины, содержащееся в евангельском благовестии. На смену человекобожеским языческим и ветхозаветным идеологиям в мир пришла иконология христианства. 
     Икона Божия – образец для уподобления – в разных людях пребывает в разных видах. Первая нерукотворная икона Спаса нашего Иисуса Христа едина и неизменна, хотя разные иконописцы изображают этот нерукотворный образ в разных видах, передающих различные идеи, порожденные этой иконой. Например:
       

Дословно икона – это препон(древнегреческая этимология), препятствие, изменяющее направление исхождения человеческого духа. Она требует от человека преклонения, то есть преображения его состояния и вида; требует согласия и служения, приводя гласного и преображающего мир  деятеля  в согласный и благообразный вид смирения и кротости.  Слово икона этимологически того же корня, что и векъ. 
      Икона есть внутренняя связь сотворенного человека с его нетварным прототипом.     То, что связывает. Сила, которая обязывает, сдерживает человека. – Образец для мышления. (Словарь Хофмана, с 83). Вить + къ – тот же корень, что и в приставке-предлоге ко- (со-), и в древнем глаголе  коити – соединять = витие и соединение, связывание согласно образцу. На основе икон человек соглашается, соединяется с невидимыми духовными силами. Святые иконы связывают верующего и молящегося человека  с невидимым Богом, помогая  усваивать суть Добра и тем самым отвращая людей от зла.
    Бывает и наоборот: в идолопоклонстве образы видимого творения предпочитаются Творцу. Идолопоклонники связывают свой дух с нечистыми духовными силами, которые прельщают их всяческими видениями и мнимыми чудесами (кудесами – фокусами).
     Без главенствующего иконопочитания мировые идеологии превращаются из орудий утверждения Воли Божьей на земле, как на Небесах, в орудия отторжения человека от Бога и  страстного самоутверждения. Идея, согласная с иконой, то есть иконологичная идея, призывает людей служить Богу, приближая их к вечному блаженству. Идея, на деле отвергающая христианское иконопочитание и диктующая миру свою  человекобожескую иконологию, призывает одних людей служить другим людям (языческим вождям) и направляет их усилия на стяжание временного благополучия – «рая на земле».
     Иконы и иконология уподобляют человека согласному звуку в слове и имени в речи. Они определяют, то есть ставят высшие духовные пределы  и преграды для исхождения человеческого духа, связывая и обязывая его волю служить истине. Иконы выше идей, поэтому они не подлежат сомнению и должны восприниматься с верою и благоговением как святыни.
     По мере взросления и внутреннего идеологического развития каждый из нас начинает внимательнее прислушиваться к голосу своей совести и задаваться вопросом о тех образцах истинных человеческих отношений, которые кроются за идеями и словами. «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?» – вопрос Чацкого из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» впервые прозвучал в 1824 году, в кризисное для имперской патриархальности время.
    Высокообразованные аристократы -  прототипы Чацкого не могли не знать, что императоров со времен древнего Рима принято называть отцами отечества.  В России 1824 года правил  миропомазанник Божий император Александр I. Примером  иконологического мышления преданных Богу и своему императору сыновей отечества  являются слова из Манифеста, написанного адмиралом А.С. Шишковым и подписанного Александром I в 15 лето правления в Рождество 1816 года: «Что изречем, Россияне, любезные Наши верноподданные? Какими преисполнимся чувствованиями после стольких чудесных событий? Падем пред Всевышним; повергнем пред Ним сердца свои, дела и мысли. Мыпретерпели болезненные раны; грады и села наши, подобно другим странам, пострадали; но Бог избрал нассовершить великое дело. Он праведный гнев свой на нас превратил в неизреченную милость. Мы спасли Отечество, освободили Европу, низвергли чудовище, истребили яд его, водворили на земле мир и тишину, отдали законному Королю отнятый у него престол, возвратили нравственному естественному свету прежнее его блаженство и бытие; но самая великость дел сих показывает, что не мы то сделали. Бог для совершения сего нашими руками дал слабостинашей свою силу, простоте нашей – свою мудрость, слепоте нашей – свое всевидящее око. Что изберем: гордостьили смирение? Гордость наша будет несправедлива, неблагодарна, преступна пред Тем, Кто излиял на нас столькие щедроты; она сравнит нас с теми, которых мы низложили. Смирение наше исправит наши нравы, загладитвину нашу пред Богом, принесет нам честь, славу и покажет свету, что мы никому не страшны, но и никого не страшимся».
     Готовя декабрьский переворот, приверженцы французской республиканской идеологии закрывали глаза не только на видимые достоинства императора Александра, но и на проявления воли невидимого Отца Небесного, с помощью Которого Россия одержала военную и нравственную победу над французами в Отечественной войне 1812 года.       Оторванные от Небесного и земного отечества идеологи романтизма, сентиментализма, республиканизма, декабризма, конституционализма и прочих измов  во все времена отбрасывают традиционные отечественные образцы святости и праведности, заимствуя вместо них инославные идеи, слова и иллюзии благоденствия.
     Каждый человек генетически, словесно и духовно является наследником своего Творца   и  предков. Божьи и  народные образцы  отечественной нравственности и порядочности укореняются у нас в крови прежде того, как мы начинаем воспринимать кажущийся мир своими глазами.  Воспитанное со временем взросления современноемировоззрение одерживает во внутреннем мире многих и нас верх над вековыми и вечными отечественными патриархальными образцами отношений и поведения. Происходит восстание современных наречий против языка предков,  отрыв целых поколений народа от своих  отечественных Божьих языковых корней. Вспомним еще раз корнесловный символический образ, скрытый в этимологически родственных словах  речь, speech, Sprache – образ разрешения, разрезания на части, «ветвь, оторванная от своего Древа».
     Неизбежным следствием отпадения от языкового Древа Жизни или Крестного Древа Евангельского благовестия, становится   привитие, или, точнее, привычка человека к образу жизни не в пространстве иконопочитания и хождения перед Богом, а во времени.
     Стиль такой жизни основан на видимости благополучия и на стремлении к кратковременному успеху. Под влиянием современных идеологий многие люди настолько оторвались от своих иконологических корней, что готовы купить свой временный успех и комфорт даже ценой вечной жизни во Христе. «Аз есмь истинная виноградная лоза, и Отец Мой – виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода. Вы уже очищены через слово, которое Я проповедал вам. Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего» (От Иоанна, 15, 1-5). 
     Человеческие идеи охотятся за истиной, зачастую там, где ее нет, в то время как  иконы ищут путь в сердце человека, улавливая его для служения Богу. Беда, если во внутреннем мироустройстве человека идеи начинают вытеснять святые иконы, занимая их законное верховное место в иерархии ценностей, верований и убеждений. Такой человек становится крикливым, громогласным, излишне эмоциональным – глашатаем собственного имени, а не прославлением Имени Божия.
     В естественном богоподобном состоянии человек иной: внутренние словесные иконы – образцы духовности, согласующие его представления с истиной, сдерживают и умиротворяют его сердце. Вместо крика, выплескивания эмоций и духовного кипения мирный сдержанный человек спокойно преодолевает внутренние препятствия и трудности. Его глас-дух исходит и произносит себя  в согласии с иконологическими образцами духовности.  Слова и дела человеческие естественным образом становятся воплощением Слова Божия и Воли Божией на земле.
   Согласные звуки – препоны на пути исхождения человеческого духа, произносящего слова и изъявляющего свою волю в силе и интонации высказываний. Они подобны плотинам, сдерживающим и укращающим бурные потоки речи, направляемой ими в нужное для полезной работы русло. Таким образом, иконологичная речь вырабатывает энергию для просвещения и обогрева человеческих сердец светом и теплом любви.
     Каждый согласный звук – это заповеданный свыше образец особого рода склонения человеческого духа перед препинающей его высшей волей. Каждый гласный – данный нам особый способ преодоления себя и прохождения духа сквозь возникающие на жизненном пути препятствия. К примеру,  И – может субъективно восприниматься как гласный, прообразующий прохождение сквозь игольное ушко – узкие врата, О – способ аккуратного проделывания бреши, А –  разрушение всех препятствий, Е – обхождение возникающей трудности, У – средоточие всех усилий на пути к цели. У каждого из этих звуков свой спектр, своя частота колебаний и своя волна – свой цвет, ибо цвет возникает в результате преломления лучей света, сталкивающихся с препятствиями. Неслучайно количество гласов и гласных звуков соответствует количеству цветов радуги.
     Входить во внутренне согласие со словом своего языка так же трудно, как входить в общение с искалеченной, многократно записанной слой за слоем древней потемневшей  иконой. Корнесловное мышление требует бережных и осторожных усилий духа подобно молитвенному благоговейному обращению с древними иконами и к иконам – Царство Божие силою берется, с большим кропотливым трудом над собой под духовным окормлением Церкви. Гораздо легче мыслить только идеологически, внешне, поверхностно и общепринято. Тогда настоящий момент и настоящее положение вещей (здесь и сейчас!) легко будет подменяться привычным повторением прошлого опыта успешного переживания подобных моментов и положений.
     Человек, мыслящий не иконологически, а только идеологически, поступает не так, как подобает и угодно Богу в данный момент: именно здесь и именно сейчас. Он поступает так, как принято в его окружении, нормально – так же, как все и всегда делали «там и тогда». Идеологическое мышление порождает иллюзорную жизнь в прошлом – синдром пса, возвращающегося к своей блевотине. Этого-то и добиваются иконоброцы всех времен и народов – жить, как «все» жили до настоящего момента, привычно, управляемо и предсказуемо, закрывая глаза на Божью волю и на присутствие на жизненном пути существенного препятствия – Духа Истины, ожидающего от нас послушания, обновления о Господе и исполнения своих долгов перед Богом здесь и сейчас.

В.В.Семенцов, к.п.н.,
консультант каф. педагогики
ГОУ ЯО ИРО